Роман о моих ровесниках

Карина Шаинян, С ключом на шее. Читательский дневник в рамках работы книжного клуба «Читаем вместе».

Я не люблю ужасы и мистику как жанр, поэтому редко читаю подобную литературу. К прочтению данной книги меня подтолкнули два обстоятельства: первое — упоминание ее в одной рецензии со сборником Дарьи Бобылевой, при этом и источник рецензии — портал «Горькрй» — для меня авторитет, и Дарья — автор, который однажды уже порвал мне шаблон, заставив с удовольствием прочитать роман, в основе эстетической концепции которого лежит именно пугающее начало.
И второе — в аннотации заявлено, что герои — мои ровесники, при этом действие отчасти происходит в период их (нашего) детства. Хороших подобных книг — исчезающе мало, поэтому мне, конечно, тоже захотелось приобщиться.
Итак, по впечатлениям.
Ожидания не обманулись.
Довольно неторопливый темп повествования — я все-таки обычно люблю большую динамичность — не помешал погружению в текст, во многом, наверное, благодаря языку романа — он совершенно живой, простой, без лишних лингвистических вавилонов и кудрявостей, и в то же время очень зримый, полный точных метафор — тактильных, визуальных, слуховых, которые постепенно сплетают вокруг тебя вот это самое пространство, где ты оказываешься вместе с героями.
Отдельное спасибо Карине за диалоги! У меня есть собственный опыт попытки реконструкции подросткового жаргона конца 80-х — начала 90х, и я должна сказать, что даже тупо вспомнить эти слова было непросто! У меня, правда, задача стояла другая — я писала нарочито непонятный, гротескный текст, состоящий из тех жаргонизмов. Карина же с невыразимым изяществом и естественностью воссоздает ту нашу речь именно такой, какой она была! «Зыкински»… «Зырьте»… Каждое словечко я встречала как давно забытого родственника. Особый восторг вызвало «отвянь» — боже мой, «отвянь»! «Отвянь», родное мое, сколько лет я тебя не слышала!… Я почти забыла, что ты есть, а ведь ты было, было по-настоящему!.. Это, конечно, очень сильно повышает градус достоверности.
В целом бытописание мира детства очень реалистично и читается как документалистика. ДА, все так и было. Резиночки, колготки, сероватые трусики в цветочек. Дворовые собаки. Ранцы. Музыкалка. Сияющие звезды в зимнем небе. Негнущиеся рукава шубы. Было. Это очень круто.
На усиление достоверности же работает и необычная композиция — нет, сам по себе прием чередования линейной хронологии и флешбеков далеко не нов, но Карина внедярет флешбеки не от балды. Информацию о прошлом даёт нам не всеведущий автор. Это ее герои вспоминают некие события прошлого, причем вспоминают дозированно, вспышками, и именно в тот момент, когда их актуализируют некие события настоящего. Получается полнный эффект присутствия: мы как бы вспоминаем прошлое героев вместе с ними, и понимание текущей ситуации у нас складывается одновременно, мы не отстаем от них и не забегаем вперед. Филигранная работа! Хотя, конечно, чтение такого текста требует повышенной концентрации. При прослушивании аудио, где чтец не длает четкой границы между фрагментами, особенно. Воспоминания даются далеко не в хронологическом порядке (что естественно для настоящих воспоминаний) и удержать в голове нить, сопоставить, что за чем, и реконструировать ход событий не так-то просто. В этот момент хорошо понимаешь Фильку, отчаянно стремящегося переплести, связать все узелки истории…
Отдельного упоминания заслуживает тема еды. Характерно, что почти вся еда в тексте совершенно отвратительная, это серая корка застывшего жира, холодные вязкие макароны, лужа супа, напоминающая рвоту, вонючие пельмени. Даже жареный лук, запах жареного лука — такой уютный, домашний обычно запах — здесь кажется чем-то ужасным. Аппетитные запахи только кажутся таковыми, а на самом деле они — пугающие, тревожные. Есть только пара-тройка безобидных упоминаний вкусной еды — и почти все они в прошлом, «доисторическом» прошлом героев, например, хворост Филькиной бабушки. С приходом же Голодного Мальчика вкусным становится только теплое мясо и горячая кровь. Параллель голод-аппетит-еда-ужас прописана очень отчетливо.
Ну и о самой концепции ужаса. Неожиданно для меня самой, роман оказался НЕ СТРАШНЫМ.
Возможно, тут дело в том, что является пугающим. Лично для меня — по-настоящему трагическим, пугающим, жутким всегда становится КОНТРАСТ между мирной счастливой жизнью и ее крахом, трагична сама потеря той спокойной обыденности, которую в одночасье рушат некие кошмарные события.
В мире же «города О.» счастливой мирной обыденности нет вообще. ВООБЩЕ. Она мелькает на секунду вначале, когда мы видим кусочек рабочего дня моложавого и явно прикольного, хотя и строгого доцента Яны Александровны, она мерцает в нескольких невыразимо светлых, ярких, наполненных искрящейся радостью эпизодах раннего детства героев (их дружба, искренняя, веселая, бесшабашная; переполненная любовью первая Янина семья). Но в настоящем есть только вязкий, как туман, бесконечный, серый и непроходимый кошмар. Некоторые эпизоды читаешь с полной убежденностью, что через пару абзацев герой проснется. Но нет. Это их реальность — она ТАКАЯ. Насквозь такая.
Так что — для меня этот роман тоже не про мистику и кошмары.
Это роман про тотальную нелюбовь, про предательство своего ребенка.
Развитие шизофрении в этом аспекте придает, конечно, запредельно пронзительную ноту.
Но ведь каждая семья, упомянутая в романе, совершает его по-своему.
А финал для всех один — ребенок, оставленный без любви, брошенный, преданный ребенок превращается в источник хтонического ужаса.
И можно ли тут что-то исправить — большой вопрос.

Буду рада обсудить роман со всеми соратниками, некоторые нерешенные вопросы у меня все-таки остались. Так, например, природа Голодного Мальчика и причина его прихода мне не до конца ясны: все-таки это «ёкай», дух болота, призрак найденной в землянке мумии — или это тупо убитый отцом сын спятившего дяди Юры?..