Пишу

Заморыш. Часть 2

часть первая

14 апреля.

Вы никогда не путешествовали в Анжарию водным путем? Умоляю вас, и не пытайтесь. Дорога короче, чем по суше, но это ужасно. Всю неделю у меня была нескончаемая лихорадка. Я совсем ничего не могла есть. Боюсь, мой нареченный передумает жениться, увидев такую зеленую красавицу с синяками под глазами.

А еще это страшно. Проплывали мимо Сорочьего мыса, какие там скалы! Слава Святой Деве, море было совсем спокойным. Но поневоле вспомнила про корабль, который тогда разбился. Видела издали и монастырь… Милый Святой Каледоний. Милая матушка Апраксия с ее строгостями. Какая я тогда была дурочка… Кстати, случайно услышала обрывок разговора двух матросов: они толковали про какую-то «Королеву Палому», которая, будто бы, тоже где-то здесь угодила на рифы. Интересно, не тот ли это корабль.

Марго меня зовет. Какое счастье, маменька разрешила мне взять с собой Марго! Но пора идти. Принца я пока еще не видела, собственно, я никого еще не видела, кроме Его Величества Короля Анжарии и Верхней Пантойи собственной персоной. Был краткий прием в честь нашего прибытия на землю Анжарии и Верхней… ну вы поняли. Но, поскольку прибыли мы в три часа ночи, прием был очень краткий. Нам отвели покои в западном крыле замка и мы – я, по крайне мере – до полудня просто спали. А сейчас пора одеваться. Пойду знакомиться с суженым. Ряженым. Разряженным. Сохрани меня Святая Дева…

Того же дня, вечером.

Знакомство с суженым не состоялось. Черт возь… (зачеркнуто) зачем тянуть, я не понимаю, ведь дело решено?.. Но нет, меня принимала Ее Величество. Она была очень мила и любезна, и у нее такие добрые и веселые глаза… У меня немного отлегло от сердца. Она показала мне дворец и сад, они великолепны. А лучше всего – купальни. Они устроены прямо у стен замка, с нижней террасы спускается прямо в воду широкая лестница из полированного розового мрамора, и нижние ступени ее уже омываются волнами. Лестница ведет в бассейн, дно и стены которого отделаны чудной китайской плиткой из фарфора, расписанной рыбками и райскими птицами. Так что вода – а она совершенно прозрачная – переливается под солнцем всем цветами радуги… Дно бассейна постепенно становится глубже, глубже, пока стены не сходят на нет и прямо из купальни можно выплыть в море. По-моему, это прелестно придумано… С верхних же ступеней и террасы открывается ослепительный вид. По крайней мере, в хорошую погоду. По крайней мере, что-то хорошее можно найти и в моей жизни в Анжарии.

После прогулки мы ужинали, опять-таки камерно, были только дамы: Ее Величество, я, несколько фрейлин… И еще какая-то девушка, я пока не поняла, кто это. Может быть, воспитанница Ее Величества. На вид ей лет 14 или 15. Очень красивая, роскошные волосы, такой необычный цвет: светлый, но не золотистый, а пепельный, и словно бы даже чуть отдает зеленью. Глаза огромные, темно-синие, но прозрачные, как вода… Кожа белоснежная. Она очень скромная или, может быть, просто робела… За весь вечер не произнесла ни слова, сидела, опустив глаза в тарелку… Но, опять же, сидела по левую руку от королевы, значит, ее ранг при дворе довольно высок… Но на принцессу не похожа, да и не слышала я никогда, чтобы в Анжарии была принцесса… Почему же нас не представили?..

15 апреля.

Чудны дела твои, Господи! Боже мой, я не знаю, где взять слов, чтобы все это описать.

16 апреля.

Я немного опомнилась, пожалуй, сейчас уже в состоянии излагать свои мысли более связно. Вы готовы?.. Итак… лорд Антуан Андерсен, Его Высочество Наследный Принц Анжарии и Верхней Пантойи, это не кто иной, как…

Вы затаили дыхание? Вы правильно сделали, господа!

Это мой утопленник!

Я бы сама, наверное, его не узнала. Я видела-то его каких-то пару минут, и почти год прошел. Ну мальчик, ну брюнет.

Сначала, как говорится, ничто не предвещало. Мы ждали в тронном зале, церемониймейстер объявил о его приходе, забили барабаны… Я ни о чем не думала, честно говоря, мне хотелось одного: чтоб все это кончилось побыстрее. Собственно, глядя на Ее Величество, я почти перестала бояться, что сынок окажется прыщавым чудовищем, но, по большому счету, мне было все равно.

И вот он вошел, сделал довольно искусный поклон, начал говорить какие-то дежурные слова… И вдруг… вдруг он осекся, вылупил глаза, отступил на шаг назад… И… И кинулся передо мной на колени! С криком: «Господи, благодарю тебя!.. Это же ОНА!..»

Сказать по правде, сначала я очень испугалась. Я решила, что он ненормальный. Такой скандал! Я растерялась и совсем не знала, что мне говорить и как вообще себя вести. Но, слава богу, Ее Величество только повела бровями, принца бережно подхватили с пола под локоток, подали ему воды, и уже через минуту он овладел собой и нижайше просил прощения за свою дерзость.

Но вы не поверите! Оказывается, этот… придурок (а как его еще назвать), вбил себе в голову, что это Я его спасла после того кораблекрушения. Но поскольку мое пребывание у Святого Каледония было тайной, никто не назвал ему ни моего имени, ни кто я вообще такая. И он вообразил, что я – некая прекрасная юная послушница, и поклялся на мне жениться!.. У нас он пробыл всего несколько часов, так что точное название монастыря ему тоже было неизвестно. И вот он почти год – год! – тайком от батюшки с матушкой искал меня по всем обителям вдоль границы Майнца с Анжарией, но, естественно, не нашел. Когда же решился вопрос о нашей свадьбе, его высочество встал на дыбы! Огого, что у них тут было, принц Антуан это вам не покорная Ивон! Вот почему мы вчера не встретились: он демонстративно с раннего утра укатил на охоту. И сделал бы это и сегодня, если бы его предусмотрительно не заперли в опочивальне.

И вот теперь он увидел меня и едва не лишился рассудка, потому как узнал в моем загодя ненавидимом лице свою утраченную Даму Сердца.

Бооооже, какой дурак. Все, что я сделала, это вытащила его из прибоя на песок и разрезала шнурок на горле, который его едва не придушил. Если так рассуждать, по-хорошему, он должен бы жениться на матушке Евлампии, это же она поила его в лазарете согревающим отваром, пока не приехал лекарь и не забрал его в город. Но, конечно, этот вариант отпадает, потому что матушке Евлампии 65 лет, какая же из нее спасительница. А вот я!.. Я — другое дело: очень кстати.

Кстати, давешняя малышка опять была тут. В этой суматохе я почти про нее и забыла, а ведь сначала отдельно хотела написать. В прошлый раз я видела ее только за столом, а теперь поняла, что девочка, оказывается, калека. Господь несправедлив к ней… Ангельское личико и такая беда… Она сильно припадает на одну ногу, прихрамывает, кажется, ей вообще очень больно ходить… Но держится она при этом очень ровно и совершенно невозмутимо, ни стона, ни вскрика, только напряжена вся. Право, такое мужество достойно восхищения.И еще… она опять не произнесла ни слова, когда к ней обращались, только кивала или качала головой. Неужели немая?..

Ах, ну да, я не закончила про церемонию. Собственно, дальше уже не интересно. Принц пришел в себя, пробормотал – явно зазубренную – формулу официального предложения руки и сердца. Я ответила согласием и мило улыбнулась. Папенька может мной гордиться…

17 апреля.

Пришлось вчера прерваться – принесли письмо от придурка. Ну… в общем, если хочет, он может быть любезным. Привожу его послание здесь полностью.

«Моя драгоценная леди Ивон!

Осмелюсь ли писать к Вам, в надежде на Ваше великодушие?.. Дерзости моего поступка на сегодняшнем приеме нет оправдания, но лишь пламень, сжигающий мое сердце вот уже год, ему причиной. Увидев Вас, я не смог сдержать порыва. Я верю, что Вы будете столь же милосердны, сколь добры, храбры и благородны, и простите покорного Вашего слугу.

Леди Ивон! Я шел сегодня на встречу с Вами по велению долга, но не сердца, и намеревался произнести слова, написанные не мною и не для Вас, сухие, бездушные слова клятвы, которые должны были сковать нас нерушимыми узами во имя благополучия двух государств – Анжарии и Майнца, но не ради счастья Ивон и Антуана. Я беру назад все сказанное сегодня.

Беру назад, чтобы произнести эти слова снова, но не с казенной холодностью, а со всей искренностью и жаром моей изнывающей души.

О Ивон! Будьте моей женой! Будьте светочем моего существования, моей богиней, моим утешением. Вся моя любовь – Ваша навек. Будьте моей не потому, что этого желают наши высочайшие родители, а дабы составить счастье всей моей жизни, однажды уже спасенной Вами. Не откажите же сделать это снова.

Навек Ваш – Антуан А.»

Фу, устала переписывать. Столько пафоса. Их тут совсем не учат говорить человеческим языком, что ли?.. Но он все-таки мил. Я даже слегка тронута. И ни слова о моих глазах и кудрях, просто удивительно.

19 апреля.

Если хотите разобраться в дворцовых интригах, поручите это Марго! Меньше недели мы в Анжарии, а она уже завела знакомство с горничной Ее Величества и перемигивается с одним из лакеев придурка. Вот ведь бестия! Собственно, вся подноготная дикого поведения Антуана на церемонии стала мне понятна во многом благодаря ей. Официально мне озвучили только краткую версию, только суть: наследник узнал во мне девушку, спасшую его от смерти, и испытал потрясение чувств. Про поиски по монастырям – это уже постаралась моя сестричка.

Ну так о чем я: сегодня, наконец, она рассказала мне, что удалось узнать о той хромой девчушке. Зовут ее Салли Марино, она действительно воспитанница королевы, хотя почти все время сопровождает его высочество. При дворе она недавно, что-то около года. Кто она и откуда родом – слуги не знают или боятся говорить, считается, что она – дочь какого-то обнищавшего рыцаря, сложившего голову за отечество, но… понятно, болтают, что она – незаконная до… (зачеркнуто). Нет, не буду писать, может быть опасно. И Марго велела держать на эту тему язык за зубами.

Девочка действительно немая. Слуги меж собой зовут ее Заморышем. Кроме хромоты, поговаривают, что у нее не то что бы все дома. Или росла она в каких-то жутких условиях… Словом, девица со странностями. Так, например, она обожает воду, говорят, в купальне иногда проводит целые часы. Но при этом ей еле-еле смогли объяснить необходимость умываться. Когда она впервые увидела умывальный таз и кувшин в своей комнате, растерялась и пыталась из него напиться.

Еще она часто и охотно помогает садовнику, он говорит, что равной ей в уходе и обрезке кустов просто нет! Таким пышным, как при ней, королевский розарий не был никогда. Ее иногда вывозят на берег в паланкине, и там она собирает какие-то особенные водоросли, камешки прочую гадость, готовит из них смесь и закапывает ее у корней растений. Розы начинают цвести как сумасшедшие! Однако о том, что их надо еще и поливать, она не имела ни малейшего понятия! Жестами показывала садовнику, что на глубине, куда уходят корни, почва и так влажная. Была очень удивлена и расстроена, когда ей разрешили оставить один куст без полива и он, конечно, засох.

Еще у нее отменный вкус на украшения, особенно из кораллов, жемчуга и янтаря – гарнитуры для Ее Величества составляет только Салли, и она же советует придворному ювелиру, какие драгоценности и как сочетать. Но… это касается только даров моря – бриллианты или изумруды ее совершенно не интересуют. Похоже, она находит в них красоты не больше, чем в обычной гальке, и при попытке подбирать их к наряду у нее обычно выходит нелепая безвкусица. Словом, с этим Заморышем сплошные загадки. Надо к ней присмотреться. Мне что-то не очень нравится, что она везде таскается за Антуаном. Он, конечно, дурак. Но все-таки он мой жених, а не ее.

23 апреля.

Ха-ха! Угадайте, какого цвета будет мое платье на балу в честь оглашения помолвки! Ну разумеется, разве могло быть иначе? Ее Величество подарила мне 12 ярдов великолепного лазоревого шелка, затканного изображениями цветущих веток и райских птиц. Нарисовали с Марго фасончик. Будут такие прорези на рукавах и на груди, тут и тут такие защипы, сверху вставка из золотистой шелковой вуали, конечно, шлейф. Должно получиться очень красиво. С меня уже сняли мерки. Ее Величество говорит, что нет другого цвета, который бы так же шел к моим глазам.

Каким тяжелым и печальным был для меня этот год… А я вот опять радуюсь балу как девчонка. Я думала, мне суждено умереть в тоске и трауре по моей погибшей юности. Но нет! Я еще способна радоваться! Ах, мне всего 20 лет! Я хочу жить! Я хочу веселиться! Я хочу танцевать!.. Хотя бы даже и с Антуаном. Что там ни говори, а как кавалер он вполне изящен и даже красив.

8 мая.

Я запретила ему смотреть на меня коровьими глазами и толковать о чудесах мужества, проявленных мною при его спасении. Я честно сказала, что вообще еле помню его. И что уж коли нам суждено провести свои дни вместе, стоит прекратить высокопарные речи, забыть все придуманные добродетели и попытаться узнать друг друга с самого начала. К примеру, спросила я, не окажет ли он мне любезность сделать для меня подборку книг из королевской библиотеки?.. Она просто огромна и я теряюсь меж полок, не зная, на чем остановить свой выбор… Эту хитрость мы придумали с Марго: отличный способ понять, что у человека за душой, посмотрев, какие книги он сочтет хорошими. По крайней мере, так сразу отличишь ханжу или идиота. Или неграмотного, хихи. Ну и еще… мужчинам приятно считать нас беспомощными. Он, по-моему, слегка опешил от моей откровенности, но быстро справился со смущением и пообещал прислать книги в ближайшие дни.

Заморыш так и сопровождает нас везде, куда бы ни шли. В сад – значит, в сад, на прогулку по берегу – и она там же. Антуан всегда подает мне правую руку, а ей – левую. И мы ходим очень медленно, чтоб не причинять ей лишнего неудобства. За столом она сидит по левую руку либо от него, либо от королевы. Кажется, она и спит на бархатной подушке у порога его спальни. Я не ревную, не подумайте ради бога. Это недостойно. К тому же… я не вижу в его глазах увлеченности ею. Только христианское сострадание к слабому и братскую нежность. Такие чувства вызывают уважение… Но нам совершенно не удается говорить без посторонних глаз, я имею в виду, кроме слуг. Впрочем, хорошо, что она немая. Если бы приходилось еще и поддерживать с ней беседу, боюсь, мне было бы сложнее оставаться такой любезной.

Кстати, он, когда говорит без придворных изысканных оборотов, даже бывает похож на человека. Ему тяжело, но он старается. Мило. Я ценю.

9 мая.

Завтра бал! Последняя примерка платья. Оно великолепно! Танцевали с Марго по комнате, как две дурочки, под тра-ля-ля. Кружились, пока не споткнулись и не грохнулись на кровать. Представляю, что подумали слуги. А и бог с ними. Завтра бал, завтра бал!.. Антуан прислал букет роз. Очень красивые. Такой нежный цвет. Надо напомнить ему про книги… Но розы – это тоже весьма приятно.

10 мая, глубокая ночь

Бал был великолепен… Был БЫ великолепен, если бы не чудовищная сцена, разыгравшаяся там… Вот уж семейка, никак они не могут не устраивать комедии на людях! Ах, нет, Антуан на сей раз не при чем. Отличился его батюшка. А мой суженый, наоборот, повел себя весьма достойно. В общем, сначала… Нет. Слишком хочу спать. Завтра допишу.

11 мая.

Итак, бал. Все было чудесно, чудесно! Я сидела по правую руку от Антуана. Заморышу на этот раз отвели место с противоположной стороны, у ног Его Величества. Уже одно это поднимало мне настроение, хотя я, пожалуй, была немного гадкой, что радовалась такому пустяку. Но я так нравилась себе в этом прелестном платье, и… о да, я уверена, Антуану я нравилась не меньше! Ее Величество ласково мне улыбалась, все приглашенные по очереди подходили к подиуму нас поздравить… Потом первый танец, конечно же, мы с Антуаном открывали бал, и тут я должна признать: танцует он восхитительно! И совершенно неутомим, мы лишь пару раз прервались, чтоб подкрепить силы мороженым. Словом, все было хорошо, так хорошо, пока Его величество не вздумал поразвлечься.

Когда мы вернулись в свои кресла перевести дух, он с ухмылкой посмотрел на Заморыша и спросил: «Дитя мое, отчего же вы не танцуете? Или вы не рады за его высочество?..» Та подняла на него свои прозрачные глазищи и слабо качнула головой. А он продолжал: «Ну же, подарите нам удовольствие лицезреть ваше искусство! Не позволяйте леди Ивон вас затмить, хохохо, ведь вы же до сих пор были у нас лучшей придворной танцовщицей!..» Я посмотрела на Ее Величество. Она хмурилась и как будто уже хотела ему ответить, но не успела. Эта дурочка встала и, как обычно, прихрамывая, спустилась на паркет.

Грянула музыка. Она постояла мгновение и… нет, она не начала танцевать. Она рванулась в этот танец, как головой с обрыва, стремительно, порывисто. Ее явно учили, и учил отличный танцмейстер, она делала очень сложные па, но как! Все ее тело было напряжено и буквально звенело, как струна, плечи беспомощно вздрагивали, она то и дело спотыкалась… Если бы я своими глазами не видела под ее ступнями мозаику пола, я бы могла подумать, что она танцует на раскаленных углях или лезвиях ножей. Но самым страшным было ее лицо. Глаза полуприкрыты, на губах нежная улыбка… И капелька пота, ползущая по виску… Это было душераздирающее зрелище. Я… это невозможно передать… я почти онемела от ужаса…

И тут его величество захохотал.

«Браво, – кричал он, – браво, детка! Ты смотри, как корячится, шельма, что за умора!..» Он просто задыхался от смеха, весь покраснел и достал платок, смахнуть пот со лба.

«А вы, – он обвел глазами зал. – Что же вы не аплодируете лучшей танцовщице Анжарии? Ну же! Громче! Хлопайте, хлопайте!..»

Я не сужу этих людей, ослушаться своего короля – тяжкий грех. Звенела музыка и в такт ей раздались хлопки, там, тут, сначала негромкие, они постепенно набирали силу. Заморыш как будто не слышала, она вся была во власти мелодии и своей жуткой пляски. Я… я стиснула кулаки! Ничто не могло бы заставить меня аплодировать!.. Но выносить это я тоже больше не могла. В отчаянии я бросила взгляд на Антуана, на Ее Величество… Антуан был бледен и кусал губы. Его мать посмотрела на нас и сделала едва заметный жест ладонью. Он как будто ждал. Одним движением он поднялся с места и сбежал с подиума.

В следующую секунду он уже склонился перед Заморышем в реверансе, предлагая ей руку. Она вся как будто воспрянула, расцвела, вся подалась ему навстречу, стала как будто еще тоньше и выше… О нет, думаю, ей по-прежнему было больно, но она стала двигаться более ровно, более плавно, и вся… вся словно светилась от счастья. Я не могла отвести глаз: в этом их танце была какая-то странная, пугающая гармония, он отвращал и зачаровывал одновременно.

Аплодисменты смолкли. Его величество поморщился, как от зубной боли, и недовольно посмотрел на супругу. Та не отвела глаз. Он вздохнул и промолчал.

Танец кончился. Музыка стихла. Антуан проводил Заморыша к ее креслу. Ей сейчас же подали стакан воды. Когда она напилась, Ее Величество кивком подозвала кого-то из фрейлин и девочку увели из залы.

Бал продолжался. Но, кажется, все только старались изображать веселье.

13 мая

После этого бала мне так трудно смотреть в глаза Заморышу. Так и вижу внутренним взором ее беспомощную худенькую спину, эти тонкие руки, эти изломанные жесты… Прошло три дня, а я все никак не успокоюсь. Она тоже все грустит и как будто больна. Вся сникшая, нахохленная, как маленькая птичка.

Не могу найти оправданий Его Величеству. Это было жестоко и… Это было жестоко.

14 мая.

За всеми этими переживаниями едва не забыла написать: ведь Антуан таки прислал мне книги! Маленький сундучок, очень искусной работы. Внутри четыре тома: «Беседы с учениками» древнегревского философа Аристокеля, «Элеида» Хомера, житие святых Филимона и Бавкиды и «Роман о Кристиане и Гризельде Белокурой». Очень тонкий выбор… и я бы сказала, непростой. Кажется, он тоже меня проверяет. Во-первых, пытается понять, могу ли я читать по-гревски (о, мой милый, я могу еще и не то). Во-вторых, все книги, кроме первой, так или иначе связаны с выбором между Любовью и Долгом… Похоже, у нас впереди не один интересный разговор. Хм, первое впечатление было обманчивым?.. Не такой уж он и дурак.

Впрочем, уже то, как он повел себя на балу, сильно подняло его в моих глазах. Человек, способный на сострадание, заслуживает того, чтоб я к нему присмотрелась.

А если он иногда совершает необдуманные поступки, ну, кто без греха. Словом, я переменила о нем мнение. Но поглядим.

16 мая

Меня всю бьет дрожь. Я видела ее ноги.

Проснулась на рассвете, все думала, думала, как же теперь сложится моя жизнь, что ждет нас с Антуаном, сможем ли мы привыкнуть друг к другу или навсегда останемся в тех же холодновато-вежливых отношениях посторонних людей, связанных одним лишь долгом, – как мои родители… Как и его родители (почти уверена).

В общем, все эти мысли крутились у меня в голове, и я поняла, что уснуть уже не смогу. Солнце тем временем показалось в окнах, занавеси светились розовым. Я распахнула рамы. Море играло бликами, ночь была душной, но теперь вода манила прохладой. Мне пришла в голову шальная идея прокрасться в купальню… Прямо сейчас, тайком, поплавать одной, освежиться… Я накинула пеньюар, на цыпочках прокралась мимо Марго, она спит на кушетке у дверей моего будуара. Тихонько открыла дверь… Так странно было идти по пустынному замку, кругом ни души… Никто мне не встретился, я выскользнула на террасу, сбежала по лестнице к воде и… и едва успела спрятаться за колонну, поняв, что я здесь не одна.

Заморыш сидела на нижней ступени, склонив голову и опустив ноги по колено в воду. На ней была только короткая рубашка, остальная одежда бесформенной грудой валялась рядом. Меня скрывала тень, но вся ее фигурка была ярко освещена. И как нарочно, она вдруг развернулась ко мне лицом и, вытащив ноги из воды, села полубоком, протянув их вдоль ступеней, так, что они оказались прямо у меня перед глазами.

О, я не хотела подсматривать, честное слово, мне самой тошно от мысли, что так получилось, но я уже не могла уйти незаметно! А то, что я увидела, было ужасно. Ее бедные ноги, тонкие как веточки, с опухшими коленями, они были такие слабые и кривые, суставы на щиколотках бугрились, как уродливые браслеты. Местами кожу покрывали пятна какой-то экземы, она шелушилась и как будто отслаивалась чешуйками. Но хуже всего были ступни, на них просто не было живого места! Вся, вся ступня была в подживших шрамах и свежих сочащихся трещинах и мозолях, господи, КАК она на этом ходила! А ведь она же умудрялась еще и танцевать!..

И вот эти свои кошмарные ноги она нежно гладила пальцами и что-то беззвучно шептала. И смотрела на них с такой любовью, с таким восторгом и умилением, что у меня похолодел затылок. Я прижала ладошку к губам, чтобы сдержать крик. А она вдруг встрепенулась, повела плечами, легко, одним броском соскользнула с лестницы в воду и нырнула в глубину. Я воспользовалась этим, чтоб покинуть свое убежище, и скорее взбежала на террасу. Вода в купальне абсолютно прозрачная и солнечные лучи падали так, что сверху мне хорошо было видно ее тело, скользящее в толще волн. Оно как будто расправилось, обрело гибкость и силу, уродливые ноги вытянулись и ловко изгибались в воде, подобно хвосту дельфина, толкая ее вперед. Ее волосы струились, как водоросли, тонкие белые руки сверкали в воде хлопьями пены… Она была прекрасна.

Ступени в том месте, где она сидела, оказались испачканы красным. Волны плескали на мрамор, смывая следы. Через минуту ничего не осталось.

17 мая.

Не могу, не могу на нее смотреть. Теперь мне понятно, почему она всегда в таких длинных платьях – по здешней моде дамы охотно хвастают своими хорошенькими туфельками. Постоянно представляю себе, что там, под платьем, эти страшные раны и язвы. А если ей станет хуже?.. Должна ли я сказать королеве?.. Или это все не мое дело?.. Не знаю, не знаю…

Антуан зовет завтра на прогулку в деревню, там живет его кормилица, нянчившая его во младенчестве. Она уже давно на покое, но добрые крестьяне очень любят его. Обещают прелестный завтрак на траве, со свежим медом, только что снесенными яйцами, теплым домашним хлебом и парным молоком. Очень хочу поехать, но как вспомню, все настроение пропадает.

18 мая.

В деревне было чудно, дивные старички, такой опрятный чистый дом, и мне даже позволили посмотреть, как доят корову, и еще я помогла расставить на столе тарелки с яйцами и хлебом, правда, нарезать его кормилица Антуана мне не доверила. Милая старушка, не уверена, что она понимает, кто я – Принцесса и так далее, я для нее девочка, невеста ее Тони, как они его зовут. И он тут совсем другой. Такой простой и трогательный. После завтрака он снял камзол и пошел вместе с хозяином белить стволы яблонь в саду. Он забрызгал штаны глиняной жижей и известкой, его волосы растрепались, на носу сияло белое пятно. Я показала ему в зеркальце, какой он красавчик, а он только засмеялся, да так весело, что я не удержалась и тоже захохотала. Тогда он схватил кисточку и сделал вид, что хочет мазнуть меня известкой. Я завизжала и принялась убегать! И так мы носились по всему саду, дурачились и бесились, как дети.

Иногда мне кажется, что я смогу быть с ним счастлива. Он неплохой парень, добрый, честный. Ну, а что слегка восторженный – это проходит… Просто вырос на книжках. Мать с ним нежна, а отец – настоящий солдафон, его грубость у меня вызывает оторопь. Нужно радоваться, что он взял за идеал романтических героев, а не этот чистейший образец подлинной мужественности.

Она с нами не ездила.

20 мая.

Я все-таки решилась. Говорить об этом слишком тяжело, но я решила писать к Ее Величеству и признаться, что знаю о болезни Заморыша и что той нужен лекарь, и поскорее. Перед ужином я, смущаясь и комкая слова, сказала ей, что хотела бы поговорить наедине и, когда она отошла со мной в сторону, сунула ей в руку свою записку. Она удивилась, но не выказала ни гнева, ни раздражения. О, Ее Величество – ангел. Я уверена, что не ошибаюсь в ней…

Стучат! Кто бы это мог быть?..

Марго. Меня просят в покои к королеве. О боже, что же мне так страшно, ведь я не сделала ничего дурного…

Того же дня, ночью

Ну вот, теперь я знаю все.

Ее Величество рассказала мне историю несчастной Салли – кстати, это не настоящее ее имя, так назвал ее Антуан. И знаете, почему? В три года у него был плюшевый ослик с таким именем. Вот как принимать его всерьез?!. А Марино значит морская – ведь ее нашли на берегу. Действительно никто доподлинно не знает, кто она и откуда. Ее Величество полагает, что, вероятнее всего, Салли – дочь рыбака из отдаленной деревни. Наверное, семья, не в силах прокормить больного ребенка, привезла ее в лодке к ступеням купальни – именно там ее обнаружили – в надежде, что редкостная красота девочки тронет сердце короля и ее оставят при дворе. Слишком дерзкая надежда! Будь она здорова и сильна, и то – большее, на что она могла рассчитывать – место младшей горничной или помощницы кухарки. Но случилось нечто настолько удивительное, что я постараюсь записать рассказ королевы ее собственными словами, так, как я его запомнила.

История Салли Марино. Рассказ королевы

«Это случилось прошлым летом. Мы только что пережили ту историю с кораблекрушением и исчезновением Антуана, целых три дня мы считали его погибшим, и вдруг – невероятные вести, жив, уцелел! В это едва можно было поверить, ведь он оказался единственным, кто спасся с «Королевы Паломы». Мы все были в каком-то радостном возбуждении, в предвкушении грядущих счастливых дней… И вот однажды утром слуги, убиравшие купальню, нашли на ступеньках чужую девушку. Она была совершенно нагая – думаю, родители забрали ее одежду, чтоб по дурным вещам нельзя было опознать низкого происхождения, – но, казалось, совсем не испытывала стыда или смущения. Она была естественна, как животное. Маленький, затравленный, испуганный зверек. Она смотрела на людей дикими глазами, не отвечала ни на какие вопросы. Ей хотели подать руку и помочь подняться – она в ужасе отпрянула в сторону. Ей принесли покрывало прикрыть наготу, – но она даже не прикоснулась к нему. Одного взгляда на ее ноги – ты ведь рассмотрела ее ноги, дитя, не правда ли? – одного взгляда было достаточно, чтобы понять: ходить она не может. И по облику ее и поведению было ясно, что болезнь затронула не только тело, но и разум… Вероятнее всего, ее унесли бы со ступеней силой и отправили бы на казенный счет в богадельню или монастырь, где принимают убогих.

Но в этот момент в купальню спустился Его Высочество. Увидев Салли, он вздрогнул и сказал мне тихо: «Матушка, этого не может быть». «Чего, сын мой?» – спросила я. «Этого не может быть, но она до странности похожа на ту девушку, что спасла меня». «Но как такое возможно? Ведь та явно была богата, здорова и в трезвом рассудке, а эта…» «Вот именно. И все же… Позвольте, я поговорю с ней», – сказал он и шагнул вперед.

Тут-то все и произошло. Увидев принца, девушка просияла и протянула к нему руки. Ее лицо озарилось такой нежной, такой небесной, такой неслыханной красотой, что по толпе пронесся вздох восхищения. Антуан подошел к ней, опустился за одно колено и жестом предложил опереться на свой локоть.

И девушка встала. Робко, покачиваясь на своих тоненьких ножках, она сделала шаг… неверный, неловкий… Потом еще один, еще… Каждую секунду мне казалось, что сейчас она упадет. Но она опиралась на руку Антуана и шла. Полагаю, ей было очень больно, но она ничем не выказала этого и ступала все легче и увереннее. И это было чудо.

Антуан подвел ее к нам с Его величеством и сказал: «Матушка, Батюшка. Это мой найденыш. Взгляните, как она любит меня. Она останется жить у нас».

Разумеется, это был нелепый каприз, прихоть. Но пойми… Мы только что вновь обрели сына. Мы не могли ему отказать.

Потом была все-таки некоторая шумиха. Чудо исцеления, произошедшее на глазах самое меньшее десяти человек… Полностью скрыть такое было невозможно. Мы постарались соблюсти приличия. Антуан встречался с отцами Церкви, даже приглашали экзорциста, пытаясь выяснить, нет ли в произошедшем происков дьявола и не обрел ли Антуан, после своего счастливого спасения, дар исцелять наложением рук… Но больше ничего не подтвердилось. Святые отцы отступили, признав чудо промыслом Божьим и повелев нам отслужить молебен во славу Господа. Тем дело и кончилось.

С тех пор Салли живет во дворце… До твоего приезда она делила с принцем едва ли не каждый час светлого дня. Она даже сумела быть полезной, и вообще с ней было немного хлопот, исключая ее бедные ноги… То, что так напугало тебя, увы, не новость ни для кого из нашей семьи. И это – результат милых шуточек моего дражайшего супруга. Несчастное дитя совершенно уверено, что он всерьез считает ее лучшей танцовщицей. Он же не упускает случая подначить ее и потом наслаждается своим остроумием, глядя, как та старается угодить.

Вся беда в том, что, хотя она может довольно сносно ходить без вреда для себя, танцы для нее губительны – ее ноги так нежны, что не выносят никакой обуви. Ей пытались шить туфли из самого мягкого сафьяна, самого воздушного шелка – все тщетно, один-два танца и подошва оказывается пропитана кровью, а кожа ступней покрывается трещинами и нарывами, которые долго не заживают. Не помогают почти никакие снадобья – единственное средство – морская вода. Поэтому ей позволено бывать в купальне в любое время. Я знаю, она больше всего любит плавать на рассвете… И плавает она − о да, ты уже убедилась – как рыба. Я думаю, это еще одно доказательство того, что она выросла где-то у моря… Скоро ты станешь тут хозяйкой, дитя мое. Будь добра к слабым. Сострадай тем, кому Господь отмерил меньше, чем тебе… »

Больше всего меня поразило в этом рассказе даже не чудо с исцелением, а то, что мы ведь и правда с ней похожи. Как я раньше не замечала.

25 мая.

Все-таки в том, чтоб быть принцессой, есть свои преимущества. Как ни приятна жизнь на природе, я отдаю себе отчет: удовольствие приехать в деревню попить молока, пройтись босиком по зеленой траве… А вот оставаться там всегда… Наверное, у старенькой кормилицы Антуана болят локти и поскрипывают колени. И все-таки каждый день она должна вставать затемно и идти в хлев с подойником… Ах, я сразу сказала ему, что нужно забрать старичков в замок! Смеется. Им покойно и хорошо так, они прожили достойно и достойно встретили старость. Довольно и того, что могут ни в чем не нуждаться, у них добротный крепкий дом, им выплачивают пенсию, и вокруг там такая красота!.. Но нет, все же я не хотела бы жить так.

Мне гораздо больше нравится, проснувшись, выпить чашечку шоколада, надеть утреннее платье и забраться в мягкое кресло с ногами, прихватив какую-нибудь хорошую книгу. И ни-ка-ких… подойников.

Да, о книгах. Я же призналась Антуану, что с книгами – это была проверка. Думала, он рассердится, но он только дунул мне в ухо и заявил, что сразу все разгадал! Не знаю, наверное, врет. Но, надо признать, читать он охотник едва ли не больший, чем я. И библиотека тут отличная. Мы придумали такую игру: один называет по памяти фразу или изречение, другой должен отгадать, откуда цитата, или хотя бы назвать автора. Мне не удалось обыграть его еще ни разу! А вот он пару раз подловил меня на Кицероне. Стыдно расписываться в собственном невежестве, но древние рисляне никогда не были моей сильной стороной. Придумала! В следующий раз я процитирую ему Трактат о благочестии! Уж его-то он точно не читал. Оооо, кто бы знал, на что может пригодиться Святой Каледоний с его наказаниями!

Так странно. С каждым днем я как будто все более рада его видеть. Он славный, вежливый. С ним есть о чем поговорить. И он отлично держится в седле, а как стреляет!.. Да, а скоро у нас соколиная охота. Надеюсь, проявит свое мастерство и там. Попрошу подарить мне соколиное перо – не знаю, годится ли оно на шляпку, но закладку точно сделать можно!..

26 мая.

Бог мой, вот я дууура! Как подумаю, как могла опрофаниться, начинают гореть уши. И как я только догадалась рассказать Марго про соколиное перо… Она сначала замялась… А потом – ну да, моя красотка времени не теряет – рассказала, что уже месяц как завела знакомство со здешним сокольничим. И что на соколиной охоте охотятся вовсе не на соколов! Напротив, охотник спускает в небо специально обученного сокола и тот бьет сверху для него дичь!.. А стрелять там вообще не надо. Зато нужно много других умений. Нужно ладить сразу с тремя животными: собакой, которая выгоняет добычу из укрытия, соколом, который атакует ее, и конем, который несет охотника следом за его помощниками! Надо подчинить их всех, заставить слушаться, сделать так, чтобы они не только признавали тебя за хозяина, но и любили… А это не так-то просто, уж по крайней мере, не проще, чем поразить цель из арбалета.

Ну и откуда вот я могла все это знать?! Папенька соколов не держал. Это мне еще повезло, что есть Марго, с ее… дипломатическими способностями.

Но, с другой стороны, я перестала бояться, что буду глупо выглядеть на охоте, ведь стрелять я совсем не умею. Или дамы и не стреляют? Впрочем, уже неважно, разберемся по ходу. Тем более, что в седле-то я держусь не хуже некоторых. Которые весьма гордятся своей выездкой, ах-ах.

Подумала, что вот Салли точно не возьмут на охоту. Куда ей на лошадь. Она их боится, кстати. Так что наконец-то мы будем вдвоем. Совестно, но я этому рада.

30 мая.

Соколиное перо ей подавай! Кроличья лапка – вот мой трофей, поднесенный со всеми церемониями. Приделывать его на шляпку как-то не хочется. А вот кролики, тушеные в красном вине с розмарином и чесноком, оказались весьма хороши. Марго говорит, что розмарин – лучшая приправа к кролику.

Все были в восторге. Не ела, по-моему, одна Салли. Она, мне кажется, вообще почти перестала есть. Ну почему, почему я чувствую такую ответственность за нее?! Кто она мне? Чужая девчонка, безродная сирота, калека! А я о Марго, моей милой Марго, которая с пяти лет стала шнуровать мои платьица, думаю меньше, чем о ней!

Ох, уж эта-то девица справится и сама… Видела я ее сокольничего. Герой!.. Одни усы чего стоят. Надо бы обсудить с ней планы на будущее. Конечно, я могла бы оставить ее няней при своих детях. Но, мне кажется, ей больше хотелось бы тоже выйти замуж и растить собственных карапузов… Надо, кстати, спросить, откуда у нее эта шелковая красная ленточка на чепце. Я не дарила, а до летней ярмарки еще месяц. И зеркальце в бронзовой оправе. Она думает, я так занята собой, что ничего не вижу! Ага, как же! Особенно я не вижу, как ее кушетка чуть не до полуночи каждый день стоит пустая, пока они хихикают под стеной… Ну, лишь бы не натворила дел. А выдать ее замуж я не против, совсем не против.

Но как быть с Салли?.. Оставить ее при дворе – не вариант. Замуж? Хаха два раза. В компаньонки к милой старушке? Она ведь даже читать ей не сможет. Что остается? Монастырь?.. Чахнуть до смерти за вышивкой, с ее красотой, ее нежностью?.. Святая Дева, да за что же мне это!

1 июня.

Приготовления к свадьбе идут полным ходом. Платье практически готово, ах, жаль, мой язык слишком беден, чтоб описать всю его красоту! Маменька прислала письмо. Первое со дня нашего расставания. Желает счастья, выражает уверенность, что я не посрамлю честь Майнца и Майнцского Двора. Ну и что я буду очаровательной невестой. На свадьбу она не приедет – ссылается на мигрени. Батюшка надеется быть. Простил ли он меня? Я писала к нему всю весну… Ответы доброжелательные, но сдержанные, я никак не могу понять, опасается ли он случайных глаз Анжарских шпионов или… или в сердце его не осталось ни капли любви к его бедной девочке.

Как хорошо, что Ее Величество так добра ко мне! Не знаю, что бы я делала без нее, без ее дружеской поддержки. Кстати, я спросила у нее, что будет с Салли. У меня просто камень упал с души! Пока я терзалась и ломала голову, все уже, оказывается, решено! Ей подыскали приемную семью, далеко отсюда, на границе с Верхней Пантойей. Хозяева – мелкопоместные дворяне, бездетные. Они готовы ее удочерить, заботиться о ней и любить ее. Там к ее услугам будет прекрасный сад, полный роз и магнолий, она сможет проявить свое искусство! Жаль, Верхняя Пантойя так далеко от моря… Но там есть большие теплые озера, на которых гнездятся красноголовые утки. Говорят, там очень красиво. А мы с Антуаном обязательно будем ее навещать! Ну и, конечно, два-три раза в год, скажем, на Рождество, на Пасху, она сможет гостить в замке. Ведь Антуан любит ее как милую сестру. Да и я привязалась, хотя иной раз так раздражает ее немая покорность и… и эти взгляды, полные тоски и боли, которые она бросает на Антуана.

5 июня.

Сокольничий сделал Марго предложение. Она прыгает по комнате и поет, очень фальшиво. Тоже мне, жена и мать семейства! Иногда я не верю, что она старше меня почти на два года. Мне кажется, это я гожусь ей в матери.

Их свадьба через месяц. Она еще успеет погулять на моей в качестве свободной девицы. Как жаль, что я не могу сделать ее подружкой невесты! Ведь она, по сути, и есть самый близкий и дорогой мой человек. Сразу после папы.

А мне предстоит оставаться в девушках меньше недели. Не верится. Всего год назад я так желала, так ждала совсем другой свадьбы. Так жаждала связать свою жизнь с совсем иным человеком, ни капли не похожим на Антуана. Иногда я думаю, неужели Ф. совсем, совсем не любил меня? Я не верю. О, если бы только не споры из-за трона, неужели все не могло бы сложиться иначе?!.. Впрочем, что теперь гадать. Иногда обстоятельства выше нас. И мне грех жаловаться.

Когда я смотрю на Антуана, я думаю, что вытянула неплохую карту. Он хорош собой, умен. У него доброе сердце. Он неспособен на низость. В конце концов, он принц и он богат. Я не буду себе врать: я не люблю его так, как любила Ф. Если та любовь была солнцем, заполнявшим меня сиянием и жаром всю, до кончиков пальцев, то эта – только свечка с ровным, спокойным огоньком. Но если подумать… в пламени светила я едва не сгорела. А когда усталый путник темной ночью возвращается из дальних странствий домой, какой отрадой станет ему горящая на окне свеча!..

Я еще не люблю его. Но… он мне нравится. Я буду ему хорошей и верной подругой, лучшей подругой, с какой можно идти рука об руку через жизненные бури. А то, что он ребячлив и импульсивен, не так и плохо. Он искренен – это главное. И, может быть, именно поэтому небеса послали ему такую разумную и рассудительную жену!

7 июня.

О нет!.. Он нет, я должна была догадаться!.. Как она могла думать… Я сейчас едва не умерла со стыда. Впрочем, по порядку.

Сразу после завтрака пришел придворный ювелир – нужно было подогнать венчальные кольца. Ммм, какое у меня будет колечко, говорят, его носила еще прабабка Антуана. Но хотела бы я взглянуть на того, кто посмеет назвать его старомодным! У маменьки и то таких изумрудов нет. Но для моего пальца оно чуть великовато, и мастер смотрел, насколько уменьшить размер и как лучше это сделать, чтоб не испортить отделку.

Мы закончили с моим кольцом, и Антуан тоже захотел примерить свое, как вдруг с улицы донеслись крики, кто-то из слуг вошел в залу и сказал, что Его Величество оступился на лестнице и, кажется, у него удар. Антуан вскочил с места и устремился к отцу, я, разумеется, последовала за ним. Мое кольцо лежало в шкатулке. И я была уверена, что ювелир прибрал его. Но оказалось, тот думал, что перстень у меня, и тоже поспешил к королю! Ах, что я, там была такая паника, что про кольца никто и не вспомнил. К счастью, с его величеством все оказалось в порядке, кроме, разве что, синяка на лодыжке.

Его величество усадили в кресло на террасе и подали ему прохладительный щербет. Мы хотели вернуться к примерке, но он пожелал тоже взглянуть, как смотрятся кольца на наших руках, и пришлось всю работу перенести на террасу. Тут и выяснилось, что кольцо Антуана у него, а мое осталось брошенным на столе! Желая загладить оплошность, я вызвалась сама принести его.

И в комнате я… застала Салли. Она стояла у стола, вытянув руку, и смотрела на свои пальцы. На пальцы, один из которых украшал огромный лучистый изумруд!

Я невольно ахнула. Она вздрогнула, резко обернулась и спрятала руки за спину, но я уже все поняла!

Я подошла к ней. Я сказала: «Отдай кольцо». Она не шелохнулась. И впервые не отвела глаза от моего прямого взгляда. «Отдай кольцо!» – повторила я громче. Она молчала. Еще секунда, и я вцепилась бы ей в волосы. Не будь я принцесса!

Но она уступила. Медленно, медленно она подняла руку… и перстень сам скатился мне в ладонь. Ее пальцы оказались еще тоньше моих.

– Поди прочь, – сказала я.

Но она не двинулась с места. Она стояла и смотрела мне в глаза. И столько было отчаяния и горечи в этом взгляде, такая там была жуткая, затягивающая бездна, что я не выдержала первой. Я застонала, закрыла лицо ладонями и выбежала из комнаты.

Как она смела! Это она самозванка, а не я! Как она смела даже мечтать, что он на ней женится! Он – Принц! На ней! На калеке, безродной нищенке, полусумасшедшей! О боже, боже! Ведь он никогда не давал ей повода думать, что…

О боже. Надо сейчас же поговорить с Антуаном.

Того же дня, спустя два часа.

Я была права – он все-таки дурак. Теперь кусает локти и рвет на себе волосы, кричит, «Ну я же тебя тогда не знал!..» Он действительно как-то, еще до нашего приезда, ляпнул ей, что знать не хочет никаких батюшкиных принцесс. И что уж если он непременно должен жениться, то, отчаявшись найти свою спасительницу, он лучше отдаст руку и сердце Салли, которая так на нее похожа! И все это время несчастная юродивая ждала, что вот, завтра он объявит всем, что идет против воли отца, против договоренностей Майнца и Анжарии, что я отправляюсь домой, а она – под венец!

Вот что значили эти кроткие взгляды, полные боли и ожидания!

Мы решили никому ничего не сообщать. До свадьбы осталось три дня. Просто постараемся избегать ее, это не будет сложно в самый разгар приготовлений. Жаль, что нельзя будет не пускать ее на свадьбу. Но после свадьбы она немедленно отправляется в Верхнюю Пантойю. Немедленно.

9 июня.

Прибыл папенька. Я едва нашла в себе смелость явиться перед его глазами. Он был приветлив и спокоен, но когда официальная встреча завершилась и посторонние вышли, он обнял меня порывисто и прижал к груди. Папа, милый папа!

Потом он взял меня за подбородок, как делал, когда я была совсем маленькой, и улыбнулся.

– Поверь своему старому отцу, – сказал он, – детка, так будет лучше.

– Я знаю, пап, – ответила я и обняла его крепко-крепко.

До свадьбы остается 14 часов.

Торжество будет невероятно пышным! Сколько съехалось гостей! Сколько будет подарков!.. После венчания – праздничный пир, который продлится до поздней ночи, а затем мы сядем на прелестный кораблик, который называется… называется «Принцесса Ивон»! Это свадебный подарок Антуана. И отправимся в путешествие к… Западной гряде! К границе Майнца и Анжарии! Это тоже идея Антуана: он хочет увидеть то место, которое невольно связало наши судьбы.

Я так счастлива.

Только одно меня огорчает: я не могу оставить Салли на берегу. Новая семья готова принять ее только через неделю, там для нее не закончена отделка комнат. И каюту на корабле для нее уже отвели.
Средство только одно: рассказать все королеве. Она, конечно, будет на моей стороне. Но… я так уважаю ее, так ей благодарна, я не могу расстраивать ее в такой важный для нее день!.. Ничего. Я справлюсь.

10 июня, полночь.

Свадьба – это прекрасно. Но очень утомительно.

11 июня. Рассвет

Вчера уснула, едва коснувшись головой подушки, и спала так безмятежно и сладко, как не спала уже, наверное, весь последний год…

Но вот сейчас приснился такой неприятный сон. Хочу сразу записать его, иначе так и буду ходить и думать.

Я проснулась от того, что мне показалось: в каюте кто-то есть. Знаете, так бывает, − кажется, будто кто-то смотрит в спину. Вот и я прямо кожей ощутила такой пристальный взгляд… Я открыла глаза и увидела… Салли. Она стояла перед кроватью, сжимая в руках огромный острый нож, который сверкал и переливался, как алмаз на солнце. Ее лицо было искажено ненавистью и яростью, губы кривились, по щекам текли слезы. Наверное, надо было закричать, попытаться вырвать у нее нож или убежать… Но я… Я совсем не почувствовала страха, не испытала желания вскочить… Меня охватила полная апатия и безысходность. Она занесла руку с ножом…
Я устало подумала: «Ну вот и все».
И закрыла глаза.

…И проснулась по-настоящему. В каюте стояла тишина, только волны шуршали да стучала кровь у меня в висках. Антуан спокойно сопел рядом. Его локоны разметались по подушке. Было совсем темно. Я тихонько засмеялась своим страхам. Нож… как бы он мог сиять в темноте!
Куда ночь, туда и сон. А я пойду под бочок к моему мужу. Что-то качает как сильно. Не было бы шторма.

Того же дня, утро.

Под утро все-таки разыгралась буря!.. Не знаю, как мне удалось не проснуться, говорят, корабль чуть не разнесло в клочья, спасибо капитану, спас нас всех. Суматоха была ужасная, матросы бегали и топали, но я не слышала ничего, так ужасно устала и нанервничалась в эти дни. Смотрю, какое небо голубое сейчас, вода как масло, невозможно поверить, что еще несколько часов назад все бушевало. Надо же. Антуан говорит, так бывает. Слава богу, кажется, никто не пострадал.

Того же дня. Полдень.

Определенно происходит что-то странное. Мы завтракали с Антуаном на верхней палубе. Я любовалась, как ветер играет его темными волосами, как светится его смуглая кожа в вырезе белой рубашки… И – мне везет, как всегда! – подошел стюард и сказал, что внизу необходимо его вмешательство. Ушел, не было минут 15. Вернулся злой, что нас прервали почем зря.

Оказывается, одна из служанок убирала в нашей комнате. Мыла полы под кроватью и сильно поранила руку. Антуан уверен, что она напоролась на гвоздь или острую щепку. Но девушка утверждает, что там был нож, огромный нож, такой острый, что рассек ей ладонь почти до кости, хотя она едва коснулась лезвия! На вопрос, где же он, девушка заявила, что, когда она вытащила нож из-под кровати и на него попали солнечные лучи, он… растаял в воздухе, как дым! Я чуть не поперхнулась, когда услышала про этот нож. Пришлось выпить воды и задержать дыхание. Никто, кажется, ничего не заметил.

Антуан служанку обозвал суеверной дурой, стюарду, который нас потревожил, чудом удалось избежать разжалования в матросы. А я прикусила язычок. Конечно, это был гвоздь. Просто гвоздь или, может быть, острая щепка. О моих снах Антуану знать не обязательно… Кстати, а где Салли-то у нас?..

Того же дня. Через полчаса.

Еще не легче. Салли пропала!
Хватились, нет ее. Постель явно с вечера нетронута, похоже, в каюту вообще никто не заходил. Вот ведь чуяло мое сердце, что с Заморышем будут проблемы! На свадьбе она весь вечер просидела возле королевы, не поднимая головы. Наверняка забилась в какой-нибудь уголок, как мышь, и рыдала всю ночь. Вот ведь!.. И жалко ее, и не могу не злиться. Только б не полезла в этот шторм на палубу, с нее станется.

Того же дня. Вечером.

Салли так и не нашли. На корабле ее нет. Была надежда, что она не поехала. Но… матрос, стоявший вахту на рассвете, перед самым штормом, сказал, что, кажется, видел ее. По крайней мере, он видел девушку с длинными светлыми волосами, стоявшую у самого леера и смотревшую в небо. Говорит, что на миг отвернулся закурить, а когда посмотрел в ту сторону снова, девушки уже не было. А тут ветер налетел и ему уже не до того стало.

Капитан выразил нам соболезнования от лица всей команды. Он уверен, что Салли смыло за борт волной. Я очень хочу верить, что она не бросилась в воду сама… Самоубийц что у нас в Майнце, что в Анжарии, даже не хоронят по церковному закону. А я надеюсь, что ее душа обретет покой.

И я тоже – обрету покой. И Антуан. И наши семьи. И наши страны. Мы будем жить долго и счастливо, у нас родятся веселые и красивые дети.

Так странно… Салли умерла. Ее больше нет. А я чувствую скорбь и в то же время – облегчение. Как будто закончилось что-то очень плохое и тяжелое, будто разрушено какое-то злое колдовство, и теперь все пойдет хорошо и правильно.

Да, теперь все пойдет хорошо и правильно.

Но если у меня когда-нибудь родится дочь… Я назову ее Салли.

 

Вместо послесловия:

«Глупости ты затеваешь, ну да я все-таки помогу тебе − на твою же беду, моя красавица! Ты хочешь отделаться от своего хвоста и получить вместо него две подпорки, чтобы ходить, как люди, − и ведьма захохотала так громко и гадко, что и жаба и ужи попадали с нее и шлепнулись на песок».

«Все были в восхищении… а русалочка все танцевала и танцевала, хотя каждый раз, как ноги ее касались земли, ей было так больно, будто она ступала по острым ножам».

Г.Х. Андерсен, «Русалочка»

 

6 комментариев

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *